Продолжение. Начало см.: Сергей Спирихин, Юрий Матвеев "Пленка раздвоенного сознания" (1), (2), (3).
Первый снег
Одна из красивейших матвеевских фотографий...
Нельзя сказать, что другие лишены этой грубоватой красоты, но эта особенно прекрасна в своем абстрактном экспрессионизме...
Но абстракция ли перед нами?
Скорее, эту натурную зарисовку можно отнести к символической религиозной живописи позднего средневековья. Но даже на заре Кватроченто так Голгофу не изображал никто: Христос, как видим, давным-давно воскрес, разбойники разбрелись по домам, Мария тоже успела обмирщиться – вон она движется с кульком по Голгофскому переулку Санкт-Петербургского предместья Голгофино...
Выпал Первый Снег. Покров. Четыре часа по полудни, а поточнее - четырнадцать минут пятого. ХХI век, Х год.
Монограмма забора занимает весь кадр – и нам не остается ничего (после непосредственного эстетически-бессознательного любования руинами) как приглядеться к самой руине.
Явно, что это руна и ею что-то зашифровано. Это послание-головоломка, одна из тех шарад, которые могут иметь прямое отношение к судьбе человека.
В перекрещении сосновых балок и гофрированного железного паруса мы можем распознать несколько легко узнаваемых букв: Х Т Л К У И V и перевернутую вверх марашками А! Восклицательный знак тоже имеется: он застолбил главное место в кадре. Собственно, букв Л целых пять, как и латинских V. Есть даже не доведенная до ума Ж – не хватило левой ножки. А Х – это и Х и икс, и 10, и плюс, и умножить, и перечеркнуть – исходя из того, какую систему ценностей мы проповедуем в данный момент.
Методом перебора вариантов, можно получить довольно много слов. Не все они будут бессмысленны – типа КУЛУТУВИЛ. Возможно, ЛУК, или МАК, или ТАК что-то скажут любителям словесности.
Но тут нас интересует слово КАТАРИНА.
КАТАРИНА – так называлась питерская фотохудожница, которая наделала много шуму в начале конца самого начала нашего века своими неподцензурными изысками в нащупывании нового фотоязыка. Но Время не щадит и сами языки – и имя КАТАРИНА и память о нем распались на составляющие. Так не руины ли это той еще КАТАРИНЫ зашифрованы в этой арабеске?
Это всего лишь предположение, и не у кого спросить, так как - крест пуст и разбойники разбрелись кто куда.
Но пройдет немного времени – и по милости небес эта загадочная шарада, поросшая лебедой, накроется пушистым ковром, и на белом поле рисовой бумаги будет отчетливо внятно читаться совершенно абстрактный иероглиф японского каллиграфа, в переводе означающий «снег на русском заборе» – и в предместье Голгофино потянутся японские туристы, чтобы в свою очередь сфотографировать на мыльницу эту неброскую, но достойную в самой себе, Красоту (однажды, по пути в магазин 24 часа в четырнадцать минут пятого по полудни, обратите внимание на светящийся блик на мокром), случайно открытую нашим замечательным мастером.
Осумасшедшевшие безумцы
Это перформанс. Он только начинается. Панин, Флягин, Козин, Спирихин, Шура Ляшко делают на пленэре перформанс. Стол у них уже готов. Сначала они поиграют на графинах с ликерами, покажут пару фокусов с расписными туесками: то в них ничего нет, то вдруг вылезет змея (понятно, что подложили ужа из рукава). Панин вытащит книгу и будет читать выразительно занудно «Осень патриарха». Потом все начнут медленно раздеваться (теплые шапки это такой наивный зачин), мазать себя из туесков зелеными красками (символический смысл этого зеленого намазывания – возвращение лета), далее станут пить ликеры из графинов, носиться по лужайке, наконец, голые и дикие, начнут рубить топором изящный столик, символизирующий культуру, туески, графины, саму «Осень» – всё изрубят и запалят.
Дикое лето – вернулось!
Через несколько месяцев группа «Осумасшедшевших безумцев» перестанет существовать.
Флягина зеберут в Армию, Козин уедет в Армению, Ляшко женится, а Панин, наоборот, бросит жену и троих ребятишек. Потом Козин сопьется, Панин разбогатеет, Флягин женится, Ляшко разведется, Спирихин уедет в Армению, а Козин потом вернется, слегка похудевший, в Тосно...
Но пока - все только начинается! И собака, что стоит столбиком и просит подачку, еще не попала на переезде возле Вырицы под ночной тепловоз...
Что ж. Фотограф-то всего этого не знал. Но, видимо, уже п р е д ч у в с т в о в а л...
Время года
Особенно поражает урна на первом плане, первоначально спроектированная архитектором как украшение с мягким намеком, что «все – пепел и пыль», но превращенная усилиями реальных дворников в «урну по назначению», чтобы она функционально себя вела – была контейнером для мусора, а не для бумажных фантазий.
В центре парка лебединое озеро еще не замерзло, но на нем уже пляшут рабочие лебеди: не то пашут, не то сеют, не то пляшут, не то катаются на самокатах – вообще, непонятно, что они репетируют. Скорее всего – сеют траву, чтобы по весне она шумно взошла на сцене этого болотца, заколосившись красивыми батончиками камышей.
Кулисы деревьев написаны рукой мастера. В отдалении прорисован детский монастырь с башенками и подъемным мостом, который можно использовать в зимнее время в качестве горки для катания на валенках. Архитектура палаццо и других дворцов этого средневекового городка изысканно обрамляет кадр.
Фигура мужчины плотного сложения, сидящая в первом ряду, наблюдает за балетом. Можно предположить, что он думает: он что-то думает о смерти. (В оригинале эта золотая осень пожилых лип ярко и мучительно контрастирует с овалом жирного чернозема высохшего пруда, по которому – напомним – танцуют в сапогах юные лебеди). Пустое место на скамейке подтверждает, что когда-то он брал два билета на концерт, а теперь – один.
Смерть неизбежна... – вот о чем эта повесть.
Давайте теперь и мы, насытившись игрой героев и удачно построенной сценографией, поаплодируем музыке Петра Ильича Чайковского и спрятавшемуся в яме оркестра Юрию Матвееву!
Окончание: Сергей Спирихин, Юрий Матвеев "Пленка раздвоенного сознания" (5).
