Руководитель проекта «Эрмитаж 20/21» о рождении мифа.
Каникулы закончились. На улице наконец выпало немного снега. Тишина. Надо сосредоточиться на двух выставочных проектах, но я все оттягиваю момент начала работы. Пытаюсь просто чувствовать и думать безотносительно финальных максим. Осматриваюсь вокруг. Вспоминаю о любимом фильме «Конец каникул», культовом образе конца советской цивилизации, показавшем, насколько переполнена всевозможными мифологиями наша жизнь.
Хитом первых каникул 2014 года в нашей семье стали японские игры detarou escape the room. Внешний вид и действия героев этих безумных мифологических онлайн-головоломок превосходят, кажется, все возможности человеческой фантазии. На эрмитажной японской выставке всего этого нет. Мы намеренно обошли стороной манговскую составляющую японского искусства, обратившись исключительно к старинной теме эстетики материала и к ее сегодняшнему проявлению. Термин «моно-но аварэ» (もののあはれ) для названия выставки я нашел в романе Кэндзабуро Оэ «Эхо небес», который читал в токийской подземке. В тот момент, когда бесконечный ужас сюжета достигает своего апогея, имеющий черты автора главный герой романа натыкается в американском университетском кампусе на киоск с лапшой и рисом, над которым водружена вывеска «Моно-но аварэ». Ничего не имеющий общего с забегаловкой, этот известный с Х века термин может быть переведен как «очарование вещи» или «восторг от вещи», и связан с буддийским в своей основе представлением об эфемерности и тщете бытия. Считалось, что окружающие человека материальные и духовные предметы таят в себе каждый свое, неповторимое, только одному ему свойственное мимолетное очарование — «аварэ». Человек же — и прежде всего художник — должен обладать отзывчивым сердцем, чтобы найти и ощутить это очарование и внутренне откликнуться на него. Помещенное в прозаический контекст лапши и риса, это древнее понятие отлично иллюстрирует механизм существования национального мифологического вернакуляра в сегодняшнем глобальном информационном шуме. Что-то национальное любишь только в ему присущей уникальной необычности, обещающей новую мифологию. Как персонажи игр detarou.
На работе в первые дни обсуждаем, куда отправить японскую выставку после Эрмитажа. А в это самое время соляная инсталляция Ямамото Мотой в виде то ли раскрытой книги, то ли гигантского мозга-лабиринта в Большом белом зале Главного Штаба, никому не дает покоя. Она словно завораживает и тех, кто любит современное искусство, и тех, кто просто сочувствует. Кто-то из зрителей увидел здесь силуэт голубя. Кто-то из художников пишет нам письма с просьбой сделать новое произведение из этой соли, если она нам больше не нужна. Или, по крайней мере, заснять процесс закрытия выставки и разрушения произведения.
Сам Ямамото Мотой считает, что в мире есть две энергии — энергия жизни и энергия памяти. Первая содержится в воде, вторая — в соли. Это если очень упростить его философию. По договору с художником, после выставки Эрмитаж должен обеспечить возвращение соли в море. Где две энергии вновь воссоединятся. Однако среди смотрителей прошел слух о том, что соль — целебная или чудотворная. Говорят, что кое-кто уже готовит мешочки, чтобы собрать немного соли после выставки. И прикладывать к больным местам, по всей вероятности.
Современное искусство прекрасно показывает, как рождаются мифологии. В последний день каникул обнаружил в интернете давнишнюю статью Максима Кантора о современном искусстве. Не удержался, и для разминки языка пустился комментировать. Вспоминаю здесь об этом в связи с мифологиями. «Незадолго до смерти Пикассо опубликовал письмо, которое не любят цитировать, а когда упоминают, выдают за шутку гения», — пишет Кантор. — «Написал он следующее: "Настоящими художниками были Джотто и Рембрандт, я же лишь клоун, который понял свое время"… Письмо наделало много шума», — продолжает Кантор. — «Известный критик ответил художнику открытым письмом: "Пикассо, вы смеетесь над нами!". Критик пытался доказать художнику, что искусство неуязвимо: "Позвольте, искусство бессмертно! А ваши голубки, ваши арлекины, ваши влюбленные?" Пикассо умер, спор остался незавершенным. Проживи художник чуть дольше и имей возможность наблюдать показательный альянс Эрмитажа с музеем Гуггенхайма в Лас-Вегасе, он бы нашел что ответить». Прекрасная риторика, не правда ли? Читатель прямо видит Пикассо, дающего комментарии на злобу дня.
Проблема лишь в том, что Пикассо никогда не говорил и не писал, что он просто клоун и все такое. Эту ставшую незаслуженно знаменитой фразу художнику приписал литератор Джованни Папини в своей «Черной книге», вышедшей в 1951 году. В 1962-м выдуманные слова Пикассо перепечатал журнал Les Lettres Françaises. В 1968-м — Life. Вскоре на страницах Life было опубликовано опровержение, согласно которому Пикассо данных слов никогда не произносил, с разъяснением о том, что они происходят из книги Папини. Извинение размещено в Life номер 2 (том 66) от 17 января 1969 года. На странице 18B. В правой колонке. Под заголовком «Apology for a False Picasso 'Quote'».
Миф важен для современного публициста: сколько таких мифов мы знаем наизусть? Если подумать над этим вопросом, придется признать, что именно мифы в конечном счете определяют и наше бытие, и наше сознание. Что не является мифом, который мы когда-то заучили?
