Под утро снится, что рассматриваю рисунки Зигмара Польке, которые для меня один за другим кто-то выкладывает на пол.
На днях мы закрыли в Эрмитаже выставку Gegenlicht, которая по-русски называлась «Против света». Отправили назад коллекцию немецкого экспрессионизма вместе с работами Базелица, Кифера и Нео Рауха. Вспомнил слова умершего в 1925 году Ловиса Коринта о художнике как солдате, которые цитирую в каталоге: «Пока буду ходить по земле и буду способен работать, я буду стоять за живопись, как я всегда это делал. Думаю, никто не сможет сказать, что я был неверен себе. Быть может, когда-нибудь меня вспомнят как стойкого солдата, оставшегося стоять на своем посту».
Всегда упорный, немецкий художник часто одинок, как забытый на посту солдат, как заблудившийся словно ребенок «Стрелок в лесу» с классической картины времен наполеоновских войн. В отличие от ее автора Каспара Давида Фридриха, немецким художникам XX века пришлось быть действительно стойкими. «Я был одинок», — говорит Польке в каком-то интервью, рассказывая о начале своего пути на Западе, куда он успешно сбежал в 1953 году из Восточной Германии.
Видимо, сон навеяло вчерашнее обсуждение выставки Маркуса Люперца, которую готовит Проект «Эрмитаж 20/21». Его скульптура «Гельдерлин» зимует под снегом во дворе Зимнего дворца. Люперц, который тоже во весь рост «стоит за живопись» как-то сказал очень по-военному: «Современники не понимают художника, они его или любят, или ненавидят». А относительно живописи он высказывается в том же духе, что и Коринт. «Я не авангардист, я живописец», — сказал он мне во время нашей недавней беседы. Ему, кстати, вторит Базелиц: «Женщин-художниц мало, потому что женщины совсем не умеют писать». Немецкие художники всегда на посту. Они невыносимо зациклены на живописи и готовы стоять за нее горой.
Петербургская зима хороша для одиноких прогулок по паркам. Царское Село, Гатчина, Елагин остров:
Гулять по парку и читать стихи.
И сочинять невидимые строки.
Зайти в тупик на выступ одинокий
И вслушаться в звучание строки.
В воскресенье бродили с дочкой по царскосельскому парку. Кормили белок и пробивали палкой тонкий ледок. Рассказывал ей к слову о восемнадцативековой мифогеографии Царского села, где с площадки Камероновой галереи виден словно весь мир: оплот православия Софийский собор, северная готика Адмиралтейства, французский ренессанс Грота, итальянский Палладиев мост, Египетская пирамида, за которой в глубине парка Китай и Башня-руина как знак побежденной Османской империи. Нет, пожалуй, только готического мюнстера как символа Германии. Но белки, а также пирожные в Адмиралтействе, где теперь неожиданно кафе, имели у Лизы больший успех, чем мои заумности. До войны в Адмиралтействе хранилось редкое собрание лодок. Интересно, много ли было живописцев среди фашистских солдат?
Оставя беспокойство в граде
И все, смущает что умы,
В простой приятельской прохладе
Свое проводим время мы.
Источник: wikimedia.org
В четверг с немецкой коллегой ездили в Гатчину смотреть вновь открытую выставку старинного оружия. Ружье с колесцовым замком Гуля, кремневые ружья Зуля, пневматическое ружье Жирондони. Согласно мнению исследователей, коллекцию в середине XVIII века собрал Григорий Орлов, приобретя большую ее часть в Саксонии, разоренной Семилетней войной. Старинные пистолеты и ружья расставлены в витринах вдоль раскуроченных стен гатчинского дворца, приготовленных, очевидно, под дальнейшую реставрацию. Их бетонные поверхности покрыты арматурой. В ленинградских пригородах неизбежно вспоминаешь о бедах и разрушениях войны. Говорить о них в любом случае приходится. В том числе и с немецкими коллегами.
Коллекцию оружия не досмотрел: пришлось срочно вернуться в Эрмитаж на совещание. На обратном пути думал о том, насколько совершенна формула немецкого художника-солдата в исполнении Фридриха. И какие изменения претерпевает эта модель в исполнении Базелица и Польке. И на страже каких интересов должен стоять художник сегодня, «после Холокоста». И насколько воинствующей и агрессивной должна быть мораль, любая мораль, которая ведь всегда ошибочна уже по причине своей однозначной аффирмативности. По причине того, что не по-христиански унижает противоположную ей точку зрения.