Клаудио Сильвестрин — убежденный минималист. Свою компанию Claudio Silvestrin Architects он основал в 1989 году в Лондоне, в 2006 году открыл офис в Милане. Активность Сильвестрина находится на стыке архитектуры и дизайна: он работает с пространством в самом широком смысле. Среди его клиентов — многочисленные девелоперские конторы и арт-галереи, а также Джорджо Армани, Аниш Капур и Канье Уэст.
Клаудио Сильвестрин осматривает раковину из коллекции Le Giare, выпущенную по его проекту на фабрике Cielo
Митя Харшак: Ваши проекты реализованы во многих странах мира. Вы позиционируете себя как итальянский архитектор?
Клаудио Сильвестрин: Да, потому что моя кровь — итальянская.
М.Х.: Для России Италия всегда играла важнейшую роль в архитектурном образовании. Лучшие студенты и выпускники Академии художеств награждались стажировками в Италии. Остается ли Италия архитектурной Меккой до сих пор?
К.С.: С точки зрения архитектуры сегодня Италия — ноль. Что касается дизайна, Италия остается сильной. Раньше заказчики гораздо лучше понимали, чего они хотят. А сейчас заказчики — это только политики, и в связи с этим качество продукта очень падает.
М.Х.: Что представляет собой ваша дизайн-студия?
К.С.: У меня маленькая студия. Чем больше студия, тем ниже качество работы. Потому что в таком случае мне бы самому пришлось заниматься политикой компании, администрированием и финансами. Но я хочу заниматься творчеством, и это можно сделать, только если компания небольшая. В моей студии около 12 человек. Все это творческие люди. В деньгах я вообще ничего не понимаю. У меня есть человек, который занимается финансами, я ему доверяю.
М.Х.: Меня интересуют взаимоотношения с заказчиками, потому что для творческого человека — дизайнера или архитектора — это тот самый больной вопрос, о который все творческие идеи разбиваются. Вы сами презентуете свои работы заказчикам?
К.С.: Наверное, я родился счастливым человеком. С клиентами у меня фантастические отношения. Чем клиент более интеллектуально и творчески развит, тем проще общаться. С клиентами-дураками очень сложно работать. Но таких у меня никогда не было. Могу подсказать вам кое-что: если вы хоть один раз пойдете на компромисс и согласитесь сотрудничать с человеком, который, скажем так, скромен умом, то тогда вы всю жизнь будете работать и жить в таком мире. Если вы делаете работу действительно качественно, то вы будете привлекать тех людей, которые поймут то, что вы делаете. Армани пришел ко мне не потому, что я любовник его племянницы. Он пришел ко мне, потому что он хотел качества.
Квартира Z. Венеция, 2000. Это 80-метровая квартира для пары из Базеля расположена на острове Джудекка с видом на Гран-Канал. Она состоит из гостиной свободной планировки, в которой от остального пространства отделена только ванная комната
М.Х.: Такую систему координат вы построили с самого начала своей карьеры?
К.С.: В работе архитектора и дизайнера очень важна большая удача. Когда эта удача приходит и целует тебя, нужно ей ответить и тоже поцеловать ее. И не спать при этом.
М.Х.: Вы сами участвуете в каждом студийном проекте?
К.С.: Да, я отслеживаю каждый проект. Все мои сотрудники пришли ко мне, когда были еще малышами. Я люблю именно таких сотрудников, которые бы не были испорчены другими студиями.
Дмитрий Бланк: Представьте, что в этом зале сидят ваши сотрудники, коллеги. И вы должны сказать им что-то очень важное. Что бы вы им сказали?
К.С.: Сказать мне сложно. Нужно вместе поработать, спроектировать что-то, чтобы можно было что-то донести. Всегда надо учиться вместе, делая новые проекты. Новые проекты — это как учебник. В работе со своими молодыми сотрудниками я стараюсь подробно объяснять все свои мысли детально, не абстрактно. Абстрактное объяснение ничему не учит и ничего не дает. Через каждый проект я обучаю своих сотрудников и стараюсь донести до них новые вещи. Если ты уверен, что это не просто капризы, а дельные мысли, то нужно не молчать, а всегда говорить, объяснять свое видение. Не молчать!
М.Х.: Бывают ли такие случаи, когда предложенные вами решения заказчик отвергает?
К.С.: Нет, никогда такого не было.
М.Х.: Заказчику представляются идеи на выбор или один вариант проекта?
К.С.: Это зависит от людей. Кому-то я делаю один проект и знаю, что для них этого будет достаточно. Для придирчивых и деликатных — несколько. Например, для фабрики Cielo я сделал один проект и сказал: берите это.
Д.Б.: Детализируем вопрос. Есть разные стратегии презентации. Предположим, мы выработали в рамках нашего проектирования несколько решений. Можно построить свою презентацию так: развивать идеи от худшего к лучшему и дать нашему клиенту возможность пережить эволюцию. То есть очень деликатно, умно подвести его к лучшему решению. Или наоборот.
К.С.: Единого рецепта нет. Каждый архитектор предлагает, как он чувствует. Формулы нет. Я — прямой тип. Показываю то, что считаю нужным, и просто стою на этом. Если он умный, то он поймет.
М.Х.: На чьей территории происходят встречи с клиентами?
К.С.: Обычно я еду к заказчику, в девяти из десяти случаев. Клиенту обычно хочется себя показать. Я в этом плане энтузиаст, очень люблю передвигаться, и приехать куда-то для меня вовсе не проблема. Тем более если речь идет о фабрике, я приезжаю с удовольствием. Вдохновение часто приходит на месте.
Жилой квартал из 18 элитных коттеджей для YTL Corporation в Сингапуре на острове Сентоса (Сентоса Коув). Сингапур, 2012. Новая постройка на острове площадью 17 000 кв. мвыходит на Яванское море. У каждого коттеджа площадью 700 кв. м есть свой собственный
бассейн и двухсветная гостиная. В проектах всех 18 коттеджей используются четыре разные компоновки и разные материалы, в основном натуральные камни и дерево
М.Х.: Приходилось ли вам отказываться от выполнения проекта не по финансовым причинам, а по идеологическим?
К.С.: Да, такое случалось. Значит, люди были недостаточно гибкие, чувствительные. Они не понимали, скажем, что минимализм — это не просто стиль. Это были люди, которые считают какое-то направление модным, но в нем ничего не понимают. И есть архитекторы, которые работают с минимализмом, потому что это модно. У меня это не так, и все клиенты это понимают. Для меня это стиль жизни, страсть, любовь, и я весь такой минималистичный. Я желаю всем архитекторам и дизайнерам не идти на компромисс, а делать то, что им нравится. Эта профессия не для зарабатывания миллиардов. В нашей работе главное — это мечта. Если вы хотите зарабатывать миллиарды, занимайтесь другим делом.
М.Х.: Складываются ли у вас с заказчиками личные отношения? Или все регулируют контракты и договоры?
К.С.: Ноль дружбы. Только дело. Только профессиональная работа. Конечно, отношения могут быть дружественными, но они всегда базируются на профессиональном отношении. Какими-то людьми я восхищаюсь, очень ценю их качества. Я им об этом говорю, но дальше этого не идет.
Д.Б.: Когда я смотрю на ваши работы, я определенно что-то чувствую. Это монументальность. Пока я слушал вашу лекцию, все вопросы отпали, мне все стало ясно.
К.С.: Я не собирался делать лекцию с глубоким погружением в тему. Вчера в Москве была очень глубокая, творческая лекция, и я немного выдохся. В чем разница между пирамидами (или Колизеем в Риме, или готическими соборами) и современной архитектурой? Раньше все строили для человека и его души. Все думали о душе; что есть нечто, что нельзя потрогать, но оно существует. Поэтому подход к проектированию был совсем другой: строили для человека и его внутреннего состояния. Сейчас все строится для тела человека. Мне почему-то захотелось это сказать. Я не перестаю думать о душе. Меня интересует античная, древняя архитектура. Когда я работаю, я стараюсь думать о том, что человек — это не просто оболочка, но что-то большее, это еще и душа. Наверняка не раз, заходя в собор, вы испытывали какой-то внутренний трепет. Этому есть объяснение: пространство, геометрия, формы говорят с вашей душой. Этого сегодня очень не хватает, я стараюсь этого достичь.
М.Х.: Что для вас является приоритетом в дизайне и архитектуре — эстетика, функция или эмоция?
К.С.: Должно быть равновесие. Без эмоций никуда. Все должно функционировать — без этого тоже никуда. В этом и есть самая сложная задача нашей профессии: чтобы изделие было функциональным, обладало эстетикой и передавало эмоции.
Вилла Нойендорф. Майорка, 1991 год.Проект включает в себя коттедж 600 кв. м с внутренним двором, бассейном, заглубленным теннисным кортом и благоустроенной ландшафтной планировкой
М.Х.: Если обратиться к истории дизайна и архитектуры XX века, такие мастера как Вальтер Гропиус, Мис ван дер Роэ, Геррит Ритвельд, Ле Корбюзье делали многие свои проекты, начиная с архитектуры — большого объема и заканчивая мелкими деталями — мебелью, аксессуарами. То есть такой тотал-дизайн. В вашей практике случаются такие истории?
К.С.: Да, я тоже этим занимаюсь. Мне это нравится. Мне помогает то, что у меня есть четкое видение того, что я хочу сделать. Когда у тебя есть четкая философия, неважно, что именно ты проектируешь. Эти архитекторы, которых вы назвали, тоже не испытывали трудностей с этим: у каждого их них была своя философия и видение. Но сейчас такое случается гораздо реже. Если современный архитектор берется сделать мебель, это может вызвать только слезы.
М.Х.: Ваши работы задают тренды. Кто из мастеров предыдущих лет оказал на вас влияние?
К.С.: Меня вдохновил мой учитель Францони. Он уже седой, я до сих пор им восхищаюсь. Правильный учитель — это очень важно. На кого-то влияют известные писатели, философы, но на меня повлиял именно мой учитель.
Д.Б.: В начале лекции вы говорили, что получаете вдохновение от природы и великих людей. Кто они? Назовите несколько фамилий.
К.С.: Среди живых людей лучший — это я. Я не стыжусь это говорить. Еще два имени — Петер Цумтор и Тадао Андо. Я специально ездил в другие страны, чтобы смотреть их работы. Но на фотографиях эти сооружения более красивые. Увидев их живьем, я почувствовал, что в них не хватает души. Когда дизайн выходит на первое место, все страдает, потому что на первой позиции должно быть что-то возвышенное, а не дизайн. Суть любой церкви — войдя в нее, вы должны почувствовать Бога. Все остальные архитекторы еще хуже, чем эти. Я повидал на своем веку церкви, которые похожи скорее на гаражи.
Д.Б.: Идеи, которые предлагают ваши коллеги по студии, реализовываются или вы настаиваете на своих решениях?
К.С.: Я очень люблю слушать. Если мне предлагают что-то по-настоящему стоящее, я готов расцеловать своих коллег.
Д.Б.: Мне не совсем ясно, как решается вопрос хранения. В ваших работах есть философия, но где человек?
К.С.: На фотографиях нет людей, потому что зритель должен смотреть на произведение, а не на людей. Моя цель — это не человек, а его душа, и я считаю, она присутствует в моих работах.
Д.Б.: Как много вы работаете в день?
К.С.: Я думаю, вы уже поняли, сколько я работаю. Я и мой мозг работаем 24 часа. Я этому научился. Я много читал про алхимию, и нужно заставлять работать свой мозг даже во время сна, чтобы появлялись новые идеи, которые потом помогут принимать новые решения. Большинство идей приходят мне именно утром. Частенько я шлю эсэмэски своим сотрудникам ночью. Они не очень довольны.
Д.Б.: Как же личная жизнь?
К.С.: Часто я работаю за айпадом, когда мой сын сидит у меня на коленях.
Лофт для Канье Уэста. Нью-Йорк, 2007 год. Двухсотметровая квартира на Манхэттене полностью лишена перегородок: гостиная объединена со спальней и ванной комнатой. Два каменных монолита используются в качестве кухонной/барной стойки, второй — для размещения ванны и раковины. Основные материалы — французский известняк и грушевое дерево
Д.Б.: Недавно вы сказали, что форма теперь не следует за функцией. После вашей лекции мне кажется, что ваша архитектура предлагает преодолеть диктат функции над формой и ваша форма превосходит функциональные ограничения, которые заложены в дизайне предметов и в архитектуре.
К.С.: Вот, например, фотография. Я считаю, что она уже отвечает на этот вопрос. Этот сосуд функционирует, хотя смесителя нет. Для меня форма не первична, функциональность тоже важна. Функция и форма для меня неразделимы.
М.Х.: Остается ли в вашем сердце место для других страстей, кроме работы?
К.С.: Моя работа — это жизнь. Страсть, любовь к своему делу настолько доминирует, что мне больше ничего не нужно. Это влюбленность. Когда мужчина влюбляется, он становится немножко глуповатым. Говорят, что любовь слепа. Мне говорят, что это так утомительно. Нет, я этого не понимаю. Преимущество постоянной влюбленности в свою работу в том, что ты можешь преодолеть любые препятствия, и ты счастлив этим. Вряд ли кто-то может меня огорчить, когда я так влюблен. Кажется, Достоевский что-то об этом говорил. Главное — это сила нашей души, а не сила нашего тела. Внутренняя движущая сила твоей любви помогает оставаться молодым. Хотя мне 60 лет, я — честно — чувствую себя на 21.
Иллюстрации предоставлены Coffee and Project.
Опубликовано в журнале «Проектор» №27, 2014.
